— Я… не хочу… того, что проще.

— Ты что идиотка?

Руки и ноги Лиллианы дрожали от усилий удержаться от того, чтоб не тужиться.

— Скажи мне, что Молох согласился отправить ребёнка Азаготу.

Она закричала, когда инстинкт тужиться захлестнул её. Нет, нет, нет!

— Не… совсем.

Лиллиана разразилась рыданиями, её конечности подкашивались. Это была единственная надежда, которая помогала ей держаться на ногах. Не давала ей окончательно сойти с ума. Если что-то случится с ребёнком, она умрёт. Лиллиана не сомневалась, что потеряет рассудок и волю к жизни. Именно сейчас, впервые, она поняла склонность Азагота к саморазрушению.

— Лиллиана? Ч ёрт, всё будет хорошо. — Флейл перевернула её на спину и подложила полотенце под голову, и, несмотря на физические и душевные муки Лиллианы, это показалось ей странным проявлением сострадания. — Просто тужься, ладно, тупая сучка? — Она раздвинула бедра Лиллианы. — Тужься!

— Никто и никогда не попросит тебя стать их партнёром по родам, — закричала Лиллиана, когда тело взяло верх над волей.

— Он идёт, Лиллиана, — сказала Флейл. — Я вижу головку. Тужься.

Лиллиана зарычала, продолжая тужиться, разрывающая, жгучая боль подстёгивала. По лицу текли слёзы горя. Эти слёзы должны быть слезами радости, что делает всё это намного хуже.

— Ещё раз. Сейчас, Лиллиана.

Лиллиана затряслась от напряжения, из лёгких вырвался крик, когда тело выпустило ту маленькую жизнь, которую она оберегала все эти месяцы.

— Держу, — выдохнула Флейл. — Это девочка. У тебя есть дочь.

Раздался плач, самый прекрасный звук, который Лиллиана когда-либо слышала, когда Флейл заворачивала ребёнка в полотенце.

— О, как хорошо, что у меня есть садовые ножницы, — сказала она. — Я пришла сюда, чтобы немного помучить тебя, попытаться ещё раз заставить позвонить Азаготу, но тебе надо было родить ребёнка.

Кто-то забарабанил в дверь.

— Флейл? — Воздух сотряс низкий, раскатистый голос. — Закуска родилась? Я скажу Молоху, нет?

Лиллиану пронзил неподдельный ужас. Закуска?

Флейл заколебалась, и Лиллиана потянулась к ней, схватив за руку, когда падший ангел прижала ребёнка к себе.

— Пожалуйста, — одними губами произнесла Лиллиана. — Пожалуйста, помоги ей.

Флейл взглянула на неё и повернулась к двери.

— Да, — крикнула она. — Доложи Молоху.

Лиллиана закричала и схватила ножницы. Не имело значения, что у неё не было ни единого шанса выбраться из замка Молоха, не говоря уже о том, чтобы выбраться из камеры. Она не могла допустить, чтобы у неё забрали ребёнка. Она будет бороться до конца. Пока не умрёт. Ножницы вырвались у неё из рук и со звоном ударились об утыканную шипами стену.

— Послушай меня, тупая задница! — Флейл нервно переводила взгляд с Лиллианы на дверь. — Я собираюсь отвести её к Азаготу, хорошо? Но мне нужно идти, пока охранник не сообщил Молоху, что ребёнок родился.

Флейл подняла свёрток, чтобы Лиллиана могла увидеть свою дочь — её красивое маленькое личико с носом и глазами Азагота.

— Дай мне подержать её, — взмолилась Лиллиана. — Всего на минутку.

— У нас нет времени. — Флейл открыла дверь, но, прежде чем уйти, оглянулась на Лиллиану, в тёмных глубинах её глаз плескалась печаль. — И, поверь мне, подержать её только усложнит ситуацию. — Она выругалась. — Я грёбаная идиотка.

А потом она исчезла, и Лиллиана опустилась на пол, скользкий от крови из-за родов, глубокое чувство потери лишило её последних сил. Оцепеневшая, неспособная действовать, она обхватила колени руками и стала раскачиваться.

Без ребёнка она не могла связаться с Азаготом. В считанные секунды она потеряла обе свои жизненные артерии.

И надежду.

Глава 27

Призрак всегда был из тех, кто проживал горе на работе. Чем больше он скорбел, тем усерднее работал. Он несколько дней не выходил из больницы. С тех пор, как всё случилось, ни разу. Тэйла и их сын уехали на некоторое время к Серене и Стьюи, и у него не было желания возвращаться в пустой дом, где он мог только думать.

Тень не возвращался на работу с момента инцидента. Забавно, что все братья и сестра Призрака по-разному справлялись с горем.

Боль Лора была безмолвной, но он всегда был рядом. Син говорила громко, но отстранённо. Фантом убивал. Призрак исцелял. Тень продолжал жить, открыто переживая свою агонию и гнев. Прямо сейчас он проводил много времени с парой Джем, Кинаном, и Группой реагирования против Активности Демонов, поскольку они потратили большую часть своих ресурсов на охоту за последним оставшимся падшим ангелом, ответственным за смерть Фантома. Очевидно, Лимос и Ресеф поймали второго мужчину утром.

Призрак надеялся, что Всадники заставили ублюдка пожалеть о том, что он вообще услышал имя Фантома. Так же, как Призрак сожалел о том, как он справился с ситуацией, из-за которой Фантом был убит. Когда он не был занят, снова и снова прокручивал в голове смерть Фантома, будто сценарии «что, если» могли разыграться в прошлом и воскресить брата из мёртвых. Что, если бы он физически удержал Фантома? Что, если бы сам отправился разбираться с падшими ангелами? Что, если бы они просто подождали десять минут, пока починят Хэрроугейт? Вот только ворота не были починены. Лиллиану всё равно похитили бы, и это только усугубило ситуацию.

Его сотовый зазвонил, когда он пробирался по полутёмным больничным коридорам на рентген, куда отправил бледного демона со сломанной ногой. Сообщение от Джем.

«К тебе пришёл падший ангел с ребёнком. Тебе следует поторопиться».

Падший ангел. Его уже начинало чертовски тошнить от падших ангелов.

Он изменил направление и побежал к отделению неотложной помощи. Завернув за последний угол, он чуть не врезался в Джем и Танатоса. В последнее время Всадник часто бывал здесь, чтобы держать всех в курсе своего стремления заставить всех, кто несёт ответственность за смерть Фантома, заплатить кровью и болью. Призрак был благодарен парню за преданность Фантому. Это загадочная дружба, но она обогатила жизнь Фантома.

Боль от потери Фантома никогда не пройдёт, но Призрак мог утешаться мыслью о том, что на какое-то время прошлое Фантома потеряло свою власть над ним. У него была хорошая жизнь со своей парой и сыном, и он подкреплял её работой, которую любил, и друзьями, по сравнению с которыми его подвиги казались обыденными.

Грёбаные падшие ангелы.

Джем указала через двери отделения скорой помощи на женщину в чёрных боевых доспехах, стоявшую на парковке. Её тёмные кожистые крылья были сложены за спиной, а гребни поднимались высоко над головой. На руках у неё был извивающийся комочек, который, как он предположил, был ребёнком, о котором упоминала Джем.

— Она сказала, что будет говорить только с тобой.

Танатос выгнул бровь на Призрака.

— Не хочешь ничего нам рассказать?

— Я могу оплодотворить только свою пару. — Что произойдёт не скоро. Тэйла была довольна одним ребёнком, и его инстинкт семинуса к размножению был подавлен. В данный момент, слава богам, даже его сексуальное влечение, то, что делало его инкубом, было подавлено. Секс мог лишь ненадолго отвлечь от горя, а потом открывался шлюз для бурных эмоций.

— Не обращай внимания на Риза, — сказала Джем Танатосу. — Он не понимает юмора и поддразниваний.

— Я понимаю, — сказал он. — П росто не признаю их. Есть разница.

Джем указала на Призрака.

— Видишь?

Танатос кивнул.

— Фантом всегда говорил, что он «чопорный».

Огромная дыра в сердце Призрака грозила поглотить его, но он стряхнул ощущение, сосредоточившись на текущей ситуации.

— Кто этот падший ангел, которая будет говорить только со мной?

В глазах Джем промелькнули тени, когда её демоническая половина зашевелилась.

— Она сказала, что её зовут Флейл, и она покрыта шрамами.

Внутренний демон Джем, Кромсатель душ, мог видеть шрамы — физические и эмоциональные — невидимые для всех остальных. Будучи полукровкой, она не была связана своим инстинктом использовать знание о существовании шрамов, чтобы мучить и травмировать людей. Ей не нужно было питаться страхом и страданиями, чтобы выжить. Но она по-прежнему испытывала непреодолимое желание вгрызться поглубже в эти шрамы и поставить носителей на колени. И у неё, и у Тэйлы были татуировки на шее, которые помогали контролировать демона внутри. Некоторые дни проходили лучше, чем другие, но сегодня в глазах Джем ярко светилось желание.